Профиль (Москва), N020, 26.5.2008.
Старый анекдот про доктора, который ломает таблетку пополам и говорит пациенту: «Это вам от головы, а это от живота», мог бы послужить вполне точной иллюстрацией положения дел, еще несколько лет назад имевшего место в российской фармацевтической промышленности.
Без импорта нам пришлось бы довольствоваться весьма скудным ассортиментом лекарственных средств отечественного производства, многие из которых морально устарели. Причем рост платежеспособности россиян пока не оказал заметного влияния на развитие этого сектора отечественной экономики. Основная доля прироста продаж на стремительно растущем в последние годы рынке приходилась не на новые отечественные препараты, а на импортные лекарства. По данным маркетингового агентства DSM Group, объем продаж лекарств в России — $14 млрд, или около 330 млрд рублей — составляет только 1,5% от глобального оборота фармации, однако продажи лекарств в России растут в среднем на 20% в год. Например, по итогам первого квартала 2008 года оборот коммерческого фармрынка оценивался в 55,4 млрд рублей, или на 22—23% больше по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Отметим, что госзакупки в этих данных не учитывали, хотя их сокращение несомненно повлияло на ускорение положительной динамики коммерческого рынка лекарств: чем меньше лекарств раздают бесплатно, тем больше продажи аптек. Важной особенностью роста служит то обстоятельство, что он имеет вполне определенный «качественный» акцент. В основном рынок вырос за счет увеличения средней цены одной упаковки лекарственного средства (ЛС) до 55,3 рубля, или $2,28, что на 7% дороже, чем в 2007 году. При этом в товарном выражении единиц ЛС было продано на 5% меньше, чем годом раньше. Иными словами, люди начали покупать не «дешевые и сердитые», а более эффективные дорогие препараты. По прогнозам экспертов, подорожание «аптечки» россиянина еще долго будет оставаться основным фактором роста рынка. Пока среднестатистический соотечественник потребляет лекарств совсем мало, не более чем на $80 в год, тогда как в развитых странах мира эта цифра колеблется в пределах $250—500. Качественное изменение спроса имеет самое непосредственное отношение к судьбе отрасли. С ростом требовательности потребителей «с арены» будут уходить мелкие компании, которые производят продукцию невысокого качества, без учета требований мировых стандартов производства ЛС — GMP (good manufacturing practice). Это, в свою очередь, ускорит рост продаж отечественных фармацевтических мейджоров и будет способствовать консолидации отрасли. Впрочем, если обратиться к данным Минпромэнерго, процесс консолидации имеет для будущего отрасли весьма относительную значимость. В России сейчас и так не слишком много предприятий фармпромышленности — всего 525, тогда как, к примеру, в Индии их более 200 тыс. Очевидно, что столь впечатляющая разница не может служить прямым указанием на сверхконцентрацию или сверхфрагментацию национальных отраслей. Гораздо больше она говорит об относительном уровне инвестиционной привлекательности этого бизнеса у нас и в той же Индии.
В России малочисленность компаний фармацевтической отрасли связана в первую очередь с тем, что стартапов появляется очень мало, при этом большое количество предприятий, созданных во времена СССР, было скуплено ради земли и перепрофилировано. В результате общий объем продукции отечественной фарминдустрии, по итогам 2007 года, оказался в пределах 62 млрд рублей, то есть примерно в 5 раз меньше общего объема потребления ЛС. Львиная доля российского рынка ЛС приходится на импорт, который составляет 75—80% от общего объема продаж и к тому же последние полтора года растет на 49—52% в год.
Неэтичный бизнес Немногие инвесторы, которые решились вложиться в российскую фармацевтическую индустрию, сейчас делают ставку на производство дженериков. Глобальный отраслевой рынок устроен таким образом, что компания, которая вывела на рынок инновационный продукт, имеет право продавать его эксклюзивно только определенное количество времени: как правило, около 25 лет, а затем право на выпуск лекарственного средства может получить уже кто угодно. В результате в этом секторе сформировались две явно выделяющиеся группы компаний. Первая группа — условно «пионеры», вкладывающие в разработку огромные инвестиции — в среднем $0,3—1 млрд — в надежде окупить их за счет прибыли от продажи эксклюзивных патентованных препаратов. Вторая группа — производители дженериков, выпускающие лекарство на основе действующего вещества, срок защиты патентом которого уже истек, под собственным брендом. Поскольку конкуренция на рынке дженериков не в пример острее, эта продукция стоит значительно дешевле. Благо возможности для снижения цен у производителей весьма велики, ведь они не тратят на разработку, доклинические и клинические исследования, а также получают в распоряжение более стабильный продукт с длительной историей применения без негативных побочных явлений. Явное различие бизнес-моделей компаний-«пионеров» и производителей дженериков привело к тому, что НИОКР в фармацевтике сегодня — почти исключительно либо в секторе стартапов, либо ведется отраслевыми глобальными мейджорами. Компании развивающихся стран, например Индии, делают ставку на дженерики и с нетерпением ждут, когда в ближайшие год-два истекут сроки патентной защиты сразу нескольких рыночных блокбастеров. Аналогичной стратегии пока вынуждены придерживаться и большинство российских компаний. Директор по маркетинговым исследованиям ЦМИ «Фармэксперт» Давид Мелик-Гусейнов отмечает, что российские производители пока настолько слабы, что позволить себе формировать инновационные портфели практически не могут. «В нестабильное экономическое время эффективнее и менее рискованно быстро отбить вложенный рубль в дженериковый препарат, нежели долгосрочно вкладываться в инновационные проекты».Сколько может продлиться ситуация, в которой «папа решает, а Вася сдает»? По мнению главы российского представительства компании «Pfizer International Москва» Режиса Ломма, «дженерики обладают одним крайне соблазнительным качеством — дешевизной, но не надо забывать, что не бывает дженериков без оригинальных препаратов: прежде чем появится дешевая копия, необходимо создать оригинал, на что уходят долгие годы и тратятся колоссальные ресурсы. Мы не конкурируем с дженериками, а создаем жизненно важные для пациентов препараты — лекарства от заболеваний, еще недавно считавшихся неизлечимыми, которые определяют будущее медицины». Решатся ли российские компании расходовать ресурсы на то, чтобы создавать новые продукты, которые к тому же далеко не все могут превратиться в рыночные блокбастеры? Медицинский советник германской фармкомпании Bayer Health Care Николай Шимановский считает, что чисто коммерческий подход к фармацевтическому бизнесу, который часто лежит в основе производства препаратов-дженериков, нельзя считать оправданным с точки зрения этики и социальной политики. «Лекарственные средства призваны улучшать самое ценное, что есть, — здоровье человека, и задача всех, кто работает в области фармацевтики, — улучшать качество лекарственных средств и вести неустанный поиск новых, более совершенных препаратов. Без инновационных препаратов невозможен прогресс медицины, и поэтому их значение будет неуклонно возрастать. Впрочем, они вполне могут мирно сосуществовать на рынке с дженериковыми препаратами, чьи функции — продолжать снабжение рынка, разгружая при этом бюджеты для инвестирования в разработку новых препаратов». Однако получать выгоду только от производства дженериковых препаратов — это значит не думать о прогрессе медицины в целом и, в конечном счете, о будущем своей компании, считает Николай Шимановский. Вполне распространена и другая точка зрения, согласно которой думать о прогрессе медицины должны не столько частные компании, сколько государство, для которого развитие фармпромышленности и разработка оригинальных лекарств — это важнейшие инструменты социальной политики. Правда, в России она существовала почти исключительно на уровне деклараций. Например, в курирующем промышленность Минпромэнерго до марта 2008 года даже не было департамента, который бы занимался проблемами производителей ЛС. Давид Мелик-Гусейнов поясняет, почему в России и в западных странах сложились разные подходы к здравоохранению. «Мировая фарма — это самая наукоемкая отрасль мира, ее доля в глобальном рынке инновационных продуктов, по расчетам аналитиков, составляет 67%. Даже химическая отрасль и машиностроение существенно отстают от фармацевтики по доле инновационных разработок, именно здесь чаще всего происходят мини-революции, технологические прорывы. Капитализация крупнейших фармкомпаний — Pfizer, Sanofi Aventis — одна из самых высоких в мире, потому что благодаря инновациям создается мощный экономический эффект, способный качественно улучшить жизнь общества за короткий промежуток времени. Проблемы же отечественной фарминдустрии уходят своими корнями в прошлое, их истоком послужили различные цели разработок новых молекул на Западе и в СССР. Сегодня уже не секрет, что основным заказчиком разработок в советской фармацевтике выступал ВПК, который укреплял мощь и увеличивал неуязвимость советской военной безопасности. Отголоски этой гонки вооружений сегодня в большей степени видны на российском рынке. Практически все отечественные инновационные препараты — это бывшие засекреченные проекты. И хотя количество таких «реанимированных» успешных идей можно посчитать на пальцах, но «генеалогия» у них очень похожая». В результате распада СССР и сокращения оборонных расходов отечественная фармацевтическая наука оказалась под прямым ударом. Остаточный принцип финансирования повлек отток кадров, сильное снижение уровня исследований.
«Современная научная мысль, как это ни прискорбно, в основном движется по пути наименьшего сопротивления, — отмечает Мелик-Гусейнов, — в качестве примера приведу разработку одного из фундаментальных профильных вузов России — общеукрепляющая биологически активная добавка… БАДы не являются лекарственным средством, но зарегистрировать и вывести их на рынок гораздо дешевле. Почему этот вуз не разрабатывает, к примеру, средства для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, от которых умирает более 50% россиян?»
Госзаказчик Во второй половине прошлого года правительство решило изменить сложившуюся ситуацию в пользу отечественных фармпроизводителей и разработать для этого Стратегию развития фармацевтической отрасли до 2020 года. В марте этого года в промышленном министерстве появился специальный департамент химико-технологического комплекса и биоинженерных технологий, который и занялся подготовкой стратегии. Пока в проекте стратегии заметно несколько ключевых идей (см. интервью Сергея Цыба): запуск фармацевтических разработок оригинальных препаратов силами государства и стимулирование иностранных фармкомпаний размещать производства и исследовательские центры на территории России. Государство собирается через различные механизмы — венчурное инвестирование, частно-государственное партнерство, систему грантов — взять на себя часть финансирования НИОКР в фармацевтической отрасли до первой-второй фазы клинических испытаний. «Поскольку пока российские фармпроизводители не имеют необходимых бюджетов на разработку портфелей новых препаратов, запустить инновационный цикл должно государство», — говорит представитель Минпромэнерго. В таких действиях есть резон, потому что сейчас в России разработчики новых технологий и крупные фармпроизводители не всегда могут найти общий язык. В качестве примера можно вспомнить историю появления на рынке препарата «Зорекс», производство которого ученый, нашедший и доработавший формулу лекарства, предложил одной из крупнейших российских фармкомпаний. Но представители бизнеса захотели вывести этот препарат на рынок самостоятельно, без участия разработчика, объявив, что унитиол был синтезирован еще в середине прошлого века, а ученый тут ни при чем. В конфликт вмешалась другая компания — «Валента» («Отечественные лекарства»), которая отстояла в суде патентные права ученого. Как говорится, ложки нашлись, но осадок остался. Начальник управления по корпоративному развитию компании «Нижфарм» Иван Глушков говорит, что покупка инновационных идей, особенно в биотехнологиях и нанотехнологиях, у небольших компаний-разработчиков — это основная тенденция на мировом рынке и в России. «После прохождения этапов хотя бы доклинических исследований, подтверждения эффективности работы их технологий или их молекул права будут покупаться крупными компаниями либо через обычные сделки M&A, либо через механизм венчурных фондов. Но в России еще отсутствует практика венчурного инвестирования. С одной стороны, очень мало кто готов вкладывать деньги в идеи на этапе, когда они не представляют коммерческой ценности. С другой стороны, никто из авторов идей не готов продавать права на эти идеи до момента, пока они не доведены до состояния патента. Существует устойчивое взаимное недоверие между крупными фармкомпаниями и авторами-разработчиками, которое в итоге приводит к тому, что российские фармкомпании начинают покупать лицензии или разработки за рубежом, хотя купить аналогичные разработки в России как минимум чуть дешевле».
Инвестиции в фармотрасль будут расти, а государство будет стремиться развивать собственные проекты, уверен Давид Мелик-Гусейнов. «Однако до настоящего времени государство зарекомендовало себя как плохой собственник, это осознают и сами госчиновники. Единственный выход, который мне кажется более реальным и эффективным, — это привлечение частных инвестиций под госпроекты». При этом в число частных инвесторов могут входить не только российские компании. «Если Россия хочет вступить в ВТО, она должна соблюдать основные принципы организации — предоставление бизнесу права свободной конкуренции. Сможет ли государство долго осуществлять протекцию отечественным фармкомпаниям, если на другой чаше весов находится непреодолимое желание быть интегрированным в мировое торговое сообщество? Крупный бизнес — мультинациональные компании, — думаю, уже готов к рассмотрению такого предложения. Фармрынок России для них уже достаточно интересен и с точки зрения его объемов, и с точки зрения будущего потенциала. Помимо этого крупный международный фармбизнес заинтересован в России еще и с той позиции, что до недавнего времени закрытая от мира страна сегодня располагает огромным научным потенциалом». Аналитик «Фармэксперта» ожидает появления совместных проектов государства и международного бизнеса, в том числе и при создании государственных фармхолдингов. «Для России это хорошо вдвойне. С одной стороны, затраты на создание корпораций будут поделены между госбюджетом и предпринимателем. С другой стороны, международный бизнес сможет представить российские ноу-хау в мировое пространство, а значит, у российской продукции может появиться выход на мировые рынки».
Отдельные иностранные компании уже сейчас построили заводы в России, однако в целом масштабного притока зарубежных фармацевтических мейджоров в страну не наблюдается, скорее всего потому, что иностранные холдинги предпочитают покупать активы в других развивающихся странах. Иван Глушков из «Нижфарма» говорит: «Сейчас в мире избыток производственных мощностей, и такие активы в основном покупают для переноса производства в страны с более низкой себестоимостью производства. К примеру, какая-либо из европейских компаний покупает себе завод в Индии или в Китае, чтобы перенести туда свое производство под своим контролем качества. Но в России противоположная тенденция, потому что у нас нет качественных производственных мощностей. А покупать производство, которое не соответствует международным стандартам GMP, неинтересно — слишком много нужно вкладывать в доведение этого производства и персонала до тех стандартов качества, которые необходимы». По мнению гендиректора российского представительства венгерской компании «Фармацевтический завод ЭГИС» Ласло Почайи, в России сегодня производят преимущественно дешевые лекарственные препараты. «Это страна дженериков, доля инновационных препаратов на рынке здесь не превышает 10%. Думаю, что в ближайшие 5—10 лет эта ситуация не изменится. И в первую очередь потому, что в России сегодня чрезвычайно мало современных производств формата GMP, то есть предприятий, соответствующих высоким мировым стандартам качества продукции. Несмотря на это, в последние месяцы на самых высоких уровнях власти озвучивают идеи о том, что необходимо как можно скорее поставить административные барьеры на пути иностранных компаний, не пускать западных инвесторов в Россию — и тем самым привести собственную фармацевтическую промышленность в цивилизованное состояние. Мне непонятно, как можно поднять фарминдустрию в стране, где чуть больше 600 сертифицированных производств, но из них лишь 50—70 соответствуют всем стандартам качества. Полностью оборудованных производств под формат GMP не больше 5—6. Отмечу, что создание нового завода или обновление старых производственных мощностей под стандарт GMP — это очень дорогостоящий и масштабный проект, а возможностей для реализации таких проектов в конвейерном порядке сейчас в России нет». Тем не менее предприятия по стандартам GMP можно построить в качестве проекта «гринфилд» или «браунфилд». Правда, как говорят собеседники «Профиля», сейчас российское законодательство устроено таким образом, что не стимулирует иностранные компании размещать производственные площадки в России. При импорте ЛС подвергаются менее жесткому контролю по сравнению с производством внутри страны. Предполагается, что в Стратегии развития фармацевтической отрасли до 2020 года, которую сейчас разрабатывает Минпромэнерго (ныне Минпромторг) будет предусмотрена схема сотрудничества с иностранными фармацевтическими холдингами, похожая на режим промсборки в автопроме. Вероятно, будут повышены ввозные пошлины на готовые ЛС, а компании, которые будут размещать производство ЛС в России, сначала будут размещать «сборочное» (фасовка в упаковки) производство, а затем перейдут на полную локализацию изготовления лекарственных средств. Иностранные производители протестуют против повышения импортных пошлин, отмечая, что фарма — это все-таки не автопром, а социальная отрасль.
Загрузка...